Лесков Л.В. Примет ли нас XXI век. Предвидение в диалогах

Готовя к печати «Неизвестную Вселенную», которую мой отец, профессор Л.В. Лесков, заканчивал в последние дни жизни, я была уверена, что это его последняя работа. Он и сам мне говорил: остальное уже издано. С тех пор эта книга выдержала два переиздания и полностью разошлась за несколько месяцев.

Однако недавно, перечитывая список работ отца, мы озадачились одним неразрешимым вопросом. Одна из книг, изданная, согласно списку, в 2004 году, отсутствовала. При этом потеряться столь заметная работа не могла. Это была серьезная монография в 300 с лишним страниц, ставящая своей задачей разобраться, почему мы так бедственно и бестолково живем, и что можно сделать для того, чтобы изменить нашу жизнь к лучшему. Имелась в виду в первую очередь, конечно, Россия. Книга носила интригующее название «Примет ли нас 21 век?»

Порывшись в электронном архиве, мы обнаружили и саму книгу, написанную в оригинальном жанре «бесед» автора с самыми разными выдающимися деятелями истории человечества. Хотя в некоторых частях она содержала пересечения и параллели с другими его книгами, вне всякого сомнения, это был никогда не издававшийся ранее фундаментальный труд. Решив просмотреть его по диагонали, а заодно поправить возможные опечатки, я незаметно для самой себя оказалась поглощенной громадой монографии. «По диагонали» не получилось. Я втянулась в книгу, как в увлекательный роман, чтение которого заставляет работать мозг и держит в высоком напряжении чувства.

В очередной раз поражаясь широте эрудиции, глубине аналитического и богатству образного мышления отца, я задавала себе вопрос: как может один человек освоить такое количество информации, «переварить» и подвергнуть ее детальному анализу, связав в единую цепь самые, казалось бы, разнородные события истории человечества? Да еще и поведать все это в столь захватывающей форме, похожей на стиль художественного произведения… И в который раз меня охватывал озноб тревожного и радостного возбуждения: как почетно и как, вместе с тем, ответственно быть дочерью такого отца!

Сам автор определяет жанр книги как «предвидение в диалогах». Отец, всегда бывший большим фантазером, решил выбрать себе в «собеседники» великих личностей, в то или иное время оказавших заметное влияние на ход человеческой истории. Задавая виртуальные вопросы Аристотелю и Данте, Пушкину и Платону, Булгакову (как писателю Михаилу Афанасьевичу, так и философу Сергею Николаевичу), Канту и Достоевскому, Ницше и Сталину, а также многим другим, как известным всем со школьной скамьи, так и тем, чьи имена из-за несправедливой опалы оказались преданными забвению, отец незаметно делает их нашими собеседниками и современниками, размышляет о том, какие уроки они могли бы преподать каждому из нас, о каких предупредить опасностях и бедах.

Книга, написанная в 2004 году, во многом оказалась пророческой. Думаю, предупреждения отца будут актуальны еще довольно долго: ведь его прогнозные сценарии распространяются на весь наступивший 21 век, в котором мы с вами живем, а он уже нет. Однако во время чтения книги меня преследовала мысль: он как будто знает о нашей сегодняшней жизни больше, чем мы, и предостерегает от того, что может нас погубить.

Существует некая мистическая подоплека в том, что книга нашлась сейчас, два с лишним года спустя после его ухода. Отец как будто задал нам загадку, ответа на которую мы так и не нашли. Как эта книга очутилась в списке изданных книг, однако никто ее не издавал? Почему он не говорил мне об этой книге? Неужели забыл? На отца это совсем не похоже… Или обстоятельства сложились так не случайно, и книга должна быть обнаружена и издана именно сейчас?

В конце концов, не столь важно, как это случилось. Важнее то, что книга, наконец, увидела свет. Хотелось бы надеяться, что ее читателями окажутся, в том числе, люди, принимающие по-настоящему ответственные для страны решения. Ведь именно они могут воспользоваться советами и предостережениями, которые содержит эта книга, и вывести свою страну, свой народ с тупиковых путей эволюции на большую дорогу устойчивого будущего. Об этом и мечтал отец, берясь за столь серьезный, полный тревог и опасений, и в то же время оптимистический труд.

Расскажу немного об отце. Вероятно, читателям интересно будет узнать, что он был за человек.

Доктор физико-математических наук, академик Российской академии естественных наук и Российской академии космонавтики Леонид Васильевич Лесков – коренной ленинградец. Здесь жили и умирали его предки, а в доме на Литейном проспекте, как раз напротив прославленного Некрасовым «парадного подъезда», прошли детские годы. Отец рассказывал мне о своем деде, тоже Леониде, занимавшем высокий пост в Священном Синоде. До революции его семье принадлежала вся пятикомнатная квартира на Литейном, а после 1917-го года туда вселили еще четыре семьи, оставив Лесковым одну, правда, самую большую комнату – «залу». «Спасибо, что не расстреляли», — говорила бабушка. Здесь к моменту появления на свет моего отца проживало еще шесть человек – бабушка, две тетушки, родители моего папы и дед.

Дом был старый, кишащий привидениями, — во всяком случае, в этом маленький Лёня был уверен. Он рассказывал мне, что своими глазами не раз видел призраков и даже общался с ними. Страха не было – только любопытство: каким образом они умудряются проходить сквозь стены и не разбиваться в кровь? Взрослые не верили детским рассказам, и только дед не смеялся над малышом.

Дед Леонид Лесков был рослым, как и все Лесковы, немного флегматичным, часто предававшимся глубоким раздумьям человеком. Ему иногда доверяли маленького Леню, и тогда дед и внук отправлялись погулять в расположенном неподалеку от дома сквер. И как-то раз, воспользовавшись задумчивым настроением деда, мой трехлетний папа сбежал от него, проделал самостоятельно огромный путь в целый квартал, показавшийся малышу чуть ли не кругосветным путешествием, и добрался до проезжей части. Однако перейти проспект, по которому неслись авто, не решился. Лёсик (так его называла мама, моя бабушка, даже когда он сам стал дедом) терпеливо ждал, когда кто-нибудь переведет его через дорогу. Наконец, рядом остановился высокий дядя в черном кожане и участливо спросил: «Ты где живешь? Где твоя мама?» Отец указал на стоящий напротив дом и пояснил: мама там. Дядя перевел отца через дорогу и проследил, чтобы тот вошел в подъезд. Малыш сам преодолел несколько высоких лестничных пролетов и постучал в дверь. Ужасу открывшей дверь матери не было предела. «А где дедушка?» — воскликнула она. «Гуляет», — махнул рукой Лёсик… Больше гулять вместе их не отпускали.

Об этом эпизоде отец вспоминал со смехом. Хотя был очень похож, и не только внешне, на деда.

Однажды он пришел за мной в детский сад. Мы шли навстречу друг другу по узкому коридору, и больше вокруг никого не было. Я сделала вид, будто не вижу отца, внутренне радуясь: сейчас он меня окликнет… Но он прошел мимо, меня не заметив. Я опешила, а мгновение спустя со слезами закричала вслед удаляющейся фигуре: «Папа, это же я!» Отец оглянулся, и только тут в его глазах мелькнуло узнавание, а затем радость: «Наталка!» Он очень меня любил, но в тот момент его мысли были далеко. Уверена: тогда он продумывал какую-то важную мысль. Таким он был всегда – рассеянным в быту, но умевшим предельно концентрироваться в работе.

Отец часто вспоминал некогда знаменитый Ленинградский детский и юношеский Дом науки и техники, организованный известным ученым и популяризатором науки, автором многих книг по занимательной математике и физике Я.И. Перельманом. Маленький Лёня в числе прочих питерских мальчишек и девчонок с огромным интересом посещал занятия в этом необыкновенном учебно-игровом заведении. Именно там зародилась первая любовь отца к точным наукам, развилось логическое мышление. Кроме того, он обладал феноменальной памятью, впоследствии сделавшей его настоящим энциклопедистом. У отца можно было получить историческую или научную справку практически по любому поводу – он помнил не только общую канву, но и детали многих давно ушедших в прошлое событий, знал наизусть целые главы из книг, держал в голове уйму исторических дат и имен, мог легко рассказать историю целого государства или доказать мало известную теорему. Если в процессе работы мне надо было получить консультацию, идти в библиотеку или лезть в Интернет было не обязательно. Папа знал практически всё. К тому же, он обладал даром прекрасно объяснять сложные вещи и интриговать собеседника. Мои журналистские материалы нередко содержали его комментарии, и когда его не стало, я поняла: а ведь таких людей среди моих знакомых больше нет.

Много раз он давал мне и житейские советы. Меня поражало его умение быстро и точно разбираться в любой ситуации. Для этого требовалось в общих чертах обрисовать проблему, и отец тут же, «в голове», выстраивал ее модель, давал невероятно точные характеристики каждого действующего персонажа и прогнозировал, как будет развиваться сценарий в том или ином случае. Обычно он не советовал, какой сценарий лучше предпочесть: мне и самой это становилось ясно. Конечно, не всех его советов я послушалась. Нередко поступала по-своему и обжигалась порой очень больно.

Сам он объяснял это обыкновенной логикой. Хотя, возможно, дело не только в ней. Сам отец не раз говорил и писал об интуиции – крайне важном для человека и ученого качестве, открывающем возможности для более широкого познания действительности. Безусловно, многое он не только просчитывал, но и предугадывал, предвидел. Как в научной деятельности, так и в личной жизни. Увидев в 1952-м году маму, тогда студентку исторического факультета МГУ, он сразу влюбился в нее и понял: именно эта девушка станет его женой.

Отец рассказывал мне, что юная Людмила шла в распахнутом настежь пальто (была весна) по ул. Герцена, и образ девушки с воздушной походкой поразил его воображение. «Мне стало очень хорошо, — делился отец сокровенными воспоминаниями. – Она словно излучала ощущение счастья»…

Познакомились они далеко не сразу, однако, по его словам, каждый раз, встречая в университетских коридорах чудесную девушку, которая о его существовании долгое время даже не догадывалась, он вновь чувствовал прилив радости и уверенность, что эти встречи не случайны.

… Детство отца закончилось в сороковом, когда ему было девять лет. Его отец Василий Леонидович, блестящий инженер и человек, по воспоминаниям моего папы, лучше всех в мире умевший сочинять сказки, ушёл на фронт и погиб в первый день Финской войны. Бабушка Александра Георгиевна, врач-педиатр, позже получившая звание заслуженного врача, несмотря на обилие поклонников, больше никогда не вышла замуж и сохраняла верность «лучшему из мужчин», каковым считала своего Васю. Единственным мужчиной в семье стал мой отец, помогавший бабушке растить свою младшую сестру Светлану. Тетя Света не намного пережила отца: она умерла год спустя, в 2007-м, оставив в моей памяти образ большого, бесконечно доброго и наивного ребенка, не умевшего всерьез сердиться и держать зла.

…А в 41-м вся семья вместе с городом оказалась в блокаде. На глазах отца соседи по большой коммунальной квартире постепенно умирали, и почти каждую неделю из дома выносили трупы. Детей бабушка забрала в госпиталь, где работала, и этим спасла их жизни. Каждый день, отправляясь в очередь за хлебом, отец видел одну и ту же сюрреалистическую картину: медленно следующие по снегу процессии саночек с уже коченеющими, опухшими от голода телами. Гуляя с маленькой Светой, замечал голодные взгляды прохожих. Даже в блокадные годы она была пухленькой девочкой. Бабушка строго-настрого запрещала сыну оставлять девочку без присмотра: «Съедят», — коротко объясняла она.

Еще запомнилось, как ходил с санками за водой к Неве. Ноги подкашивались от слабости, и маленький отец, скатываясь к чернеющей внизу реке по ледяной горке, лежал на снегу и думал: вот бы не вставать…Потому что обратный путь пугал куда больше: с нагруженными доверху санками ему предстояло забраться по скользкой горке, не расплескав драгоценную ношу. Иначе путь придется повторить…

Самым ценным в доме была библиотека деда. Высоченные книжные шкафы с фолиантами занимали несколько стен, и, когда мой отец-книгоман о ней вспоминал, его глаза загорались. Он читал эти книги запоем. По ночам тайком от бабушки он осваивал русскую и зарубежную классику под одеялом, вооружившись фонариком или огарком свечи. Наверное, отец стал таким, каким стал, и благодаря прочитанным в детстве книгам. Но эта библиотека спасла и саму его жизнь. Когда в доме закончились дрова, затем табуреты, столы и стулья, бабушка приняла решение топить печь книгами деда. Любимые тома с треском догорали в голубоватом пламени, а мой маленький папа плакал от своего взрослого горя. Голод и физические страдания не вызывали у него таких слез, а эти горящие книги – вызывали.

В 42-м году по «дороге жизни» их вывезли на Кубань, в станицу Усть-Лабинскую. Машины, идущие по Ладожскому озеру, на глазах у отца уходили под лед: сверху их бомбила немецкая авиация. Бомбы падали совсем рядом, но им повезло.

На «большой земле» голодающих угощали борщом, выносили благоухающими буханками горячий хлеб. «Никогда в жизни не ел более вкусного борща», — рассказывал отец. Бабушка кормила его, уже почти не державшегося на ногах, и Светлану, с ложечки, разрешив съесть лишь четверть тарелки на двоих. Как дети ни умоляли дать им добавки, бабушка не поддалась. Вскоре отец убедился в ее правоте: у многих начинались жестокие приступы рвоты, судороги, боли в животе, а некоторые даже умерли от несварения: желудок отвык переваривать подобные объемы пищи…

На Кубани, где ждали спасения, получилось «из огня да в полымя» — вскоре здесь началась оккупация. Жилось не многим легче. Отец вспоминал, как немцы разделили всех прибывших на три части: евреи, семьи военнослужащих и остальные. В этой очередности следовали казни сотен и тысяч людей. В числе первых погиб папин друг, еврейский мальчик-скрипач Алик. Отцу как сыну военнослужащего вскоре предстояло последовать за ним. Но пришли наши и освободили Кубань.

Отцу удалось не просто выжить – он смог окончить школу с золотой медалью, поступить на физический факультет МГУ и стать одним из его лучших выпускников. Спустя годы он вернулся в МГУ в качестве профессора.

«Леонид Васильевич пришел в МГУ в 1994 г., — написали о нем два заслуженных профессора МГУ — В.Г. Кузнецов и С.А. Лебедев. — Он работал профессором кафедры философии и методологии науки до самой кончины. Обычно он читал для студентов и аспирантов два курса в семестр — «Основы космологии и астрономии» и «Универсальная теория систем»… Общие курсы Л.В. Лескова пользовались большой популярностью среди студентов философского факультета МГУ. Это были яркие, эмоционально-насыщенные и глубокие по научному содержанию лекции. И это не удивительно. Профессор Лесков отличался основательными научными знаниями, широкой общей образованностью, блестящим стилем изложения материала, патриотической позицией человека, глубоко переживавшего за судьбу России.

Леонид Васильевич дорожил предоставленной ему возможностью использовать университетскую трибуну для общения с молодежью. Уже незадолго до смерти он приезжал читать лекции с видимым трудом: самостоятельно передвигаться становилось все тяжелее. Последнюю лекцию он, вопреки своему железному правилу, прочел сидя. Студенты провожали его овацией…»

Я помню, как в тот вечер он вернулся из МГУ домой. Неблизкий путь с Воробьевых гор до подмосковного Королева, обычно занимающий 2,5-3 часа, он преодолел к ночи. Мы волновались. Но отец, несмотря на смертельную усталость, ликовал: аудитория на его лекции была переполнена, студенты даже стояли в дверях. А когда он закончил, они долго аплодировали стоя…

Уже на похоронах отца я встретилась с людьми, которые знали его по преподавательской деятельности, – это были профессора МГТУ им. Баумана, где он преподавал более 20 лет, МАИ, МФТИ… Все говорили о нем с нескрываемым уважением, а порой и восхищением, как о человеке, который, обладая большим запасом знаний, щедро делился ими с окружающими, и делал это так заразительно, что шансов остаться равнодушными у них не оставалось.

«Помимо научной эрудиции, он обладал еще и таким уж совсем редким качеством как мудрость, — пишут его коллеги из МГУ. — Мудрость, как известно, является умением «смотреть в корень» вещей и идей, и за многообразием явлений видеть их сущность, объединяющую их основу. Великий Эйнштейн говорил, что сущность мира проста, но не всякому дано ее видеть. Леонид Васильевич обладал таким даром, все самые сложные теоретические вопросы современной науки (физики, в частности) он видел, что называется «насквозь». Он не только давал им глубокую и соответствующую их уровню адекватную оценку, но и излагал это очень простым и доступным для читателя языком».

А вот что говорят об отце его коллеги по ракетно-космической отрасли, служению которой он отдал более 50 лет жизни: «В конце 50-х, придя в ЦНИИМАШ, он возглавил коллектив молодых, только что пришедших из ВУЗов инженеров-физиков и дипломников, в институте находящихся на практике, по решению проблемы создания электроракетных двигателей. Под руководством Лескова были организованы группы по теории и разработке электроракетных двигателей: импульсного плазменного ускорителя, ускорителя бегущей волны, квазистационарного ускорителя плазмы. Довольно быстро был выбран перспективный вид двигателя – импульсный плазменный двигатель (ИПД) двух вариантов: тепловой и электродинамический. В конечном счёте они были доведены до лётных образцов и испытаны в космосе. Через некоторое время произошла реорганизация, и в отдел Лескова влился большой коллектив по разработке и созданию ДАСов – двигателей с анодным слоем. Этот ионный двигатель нашёл широкое применение как многоцелевой ускоритель плазмы. В настоящее время создано и реализовано целое семейство таких ускорителей.

Следующий переломный этап в деятельности коллектива произошёл в начале 70-х годов прошлого века – начались исследования в области физики невесомости и космического материаловедения. Первые отечественные эксперименты по физике невесомости и космическому материаловедению были проведены на вертикально зондирующей ракете и космической станции «Салют-4» в 1975 году. А в 1976-м было выпущено Решение комиссии Совета Министров по военно-промышленным вопросам по развёртыванию этих работ, в котором ЦНИИМаш был определён как головная организация. Усилиями коллектива, возглавляемого Лесковым, была создана широкая кооперация организаций-соисполнителей по космическому материаловедению и технологии, в которую вошли десятки академических и отраслевых институтов, высших учебных заведений. При активной поддержке заместителя директора ЦНИИМаш по науке академика В.С.Авдуевского в Министерстве было создано новое Управление – ГЛАВКОСМОС.

…Отличительной чертой Леонида Васильевича как руководителя являлось его чутьё на прорывные направления в научных исследованиях, а также смелость доверять своим подчинённым разработку собственных идей, умение прийти в нужную минуту на помощь. Это был глубоко творческий, порядочный, смелый и волевой человек, уход которого все мы восприняли как личную трагедию»…

Сильная воля всегда была одним из главных качеств отца. Уже прикованный к постели тяжелой болезнью, он продолжал работать. Каждый день я видела, каких физических страданий стоит ему садиться за письменный стол и удерживать ручку. Когда сидеть он уже не мог, начал диктовать. Однако и говорить становилось все тяжелее. Это была смертельная схватка бесконечно волевого человека с неизлечимым недугом: кто кого? Болезнь приносила ему все новые и все более тяжкие страдания, делая не только работу – саму жизнь практически невозможной. Однако он не проиграл эту схватку: отец закончил диктовку своей последней книги, и, лишь когда была поставлена точка в последней главе, потерял сознание. Меньше чем через сутки его не стало…

Книги Л.В. Лескова, изданные в последние годы жизни, носят, прежде всего, философский, нежели чисто технический характер. Такова и книга, которую вы сейчас держите в руках. Как и многие крупные ученые современности – такие, как Циолковский, Вернадский, Чижевский, Налимов, Моисеев, — профессор Лесков использовал хорошо знакомый ему язык математики и физики для философского осмысления действительности. Именно такой подход свойственен концепции русского космизма, продолжателем которого был ученый.

Отец был большим, неординарным ученым. Он глубоко интересовался многими вопросами – космологией, проблемами освоения космоса, историей, футуросинергетикой, был одним из основных разработчиков нового философского направления – синергизма, разработал оригинальную мэон-биокомпьютерную концепцию, пользующуюся сегодня большим интересом научного сообщества, старался разобраться в таких спорных направлениях современной науки как торсионная физика… Обо всем этом можно прочесть в его книгах. Но для меня он был, прежде всего, бесконечно добрым и самым близким человеком, и, думая о нем, я понимаю, что истинная доброта воспитывает лучше всякой строгости. Он был преданным другом и любящим мужем, человеком, никогда не предававшим и не подводившим близких людей. Товарищи у него остались еще с университетской скамьи, сослуживцы знали его почти полвека, со своей женой, моей мамой Людмилой Ивановной Лесковой, он прожил 52 года, перед смертью успев сказать ей, что был с ней бесконечно счастлив.

Как жаль, что его больше нет. И как хорошо, что он был.

Наталия Лескова.